«Введение единой валюты в ЕАЭС сегодня абсолютно бессмысленно»
F: Как вы считаете, насколько сегодня реальна перспектива валютного союза в ЕАЭС?
— Если речь идёт об операционной реальности, то, даже при полной симметрии интересов и согласованности дальнейшей интеграции, процесс введения единой валюты займет лет 10 — учитывая синхронизацию, которую должны пройти экономики стран-участниц. В связи с этим меня волнует не столь потенциал резкого перехода на алтын в ближайшем будущем, сколько намерения членов ЕАЭС вступать в валютный союз в принципе.
F: Может ли Россия ввести единую валюту в одностороннем порядке, как это было с введением продовольственных санкций?
— Разумеется нет.
F: Почему Россия ускоряет работу в этом направлении?
— На сегодняшний день мне это малопонятно. Может, для отвлечения внимания от внутренних проблем, хотя и это, думаю, аргумент с натяжкой.
F: Как вообще на практике может быть реализована эта идея? Единая валюта будет иметь хождение наравне с национальной или должна будет заменить ее полностью?
— Теоретически перед введением единой валюты может осуществляться параллельное обращение национальных валют и одной общей региональной валюты. Над подобной идеей лет 10 назад задумывались азиатские страны, однако до сих пор не экспериментировали с ней, поскольку опыт, скажем, Европы показал ограниченную эффективность и смысл подобной схемы.
Европейская денежная единица (ECU) была определена в 1974 в качестве корзины валют и в 1975 была даже принята в качестве единицы учёта Европейским фондом развития и Европейским инвестиционным банком. С введением Европейской монетарной системы в 1979 страны-участницы должны были поддерживать стабильность своих валют по отношению к ECU и все расчёты по валютам, накопленным в результате интервенций тоже проводились в ECU.
Однако ECU так никогда и не стала играть никакой существенной роли — даже кредиты, выдававшиеся с деноминацией в ECU, всё равно имели поставку и расчёты в национальных валютах. ECU никогда не получила популярность в коммерческих операциях. В 1990-е лишь около 1% взаимной торговли внутри содружества осуществлялось в ECU. Облигации в ECU никогда не превысили 20% от всех объёмов недолларовых евробондов.
Какие-то реальные результаты были достигнуты лишь с введением настоящей единой валюты.
Другими словами, предложение о наднациональной параллельной валюте есть лишь бесполезная вуаль перед реальным введением единой валюты. Далее повторюсь: валютный союз без фискального союза в долгосрочном периоде не может быть устойчив — и опыт евро это достаточно быстро (в масштабах государственной истории) показал.
F: Может быть, будет реализована схема, подобная европейской «валютной змее»?
— Не думаю, поскольку она не обладает достаточной гибкостью в случае резких внешних шоков. К примеру, крайне сложно было бы для России удерживать паритет рубля к тенге в прошлом году после падения рубля к доллару — трехсторонний арбитраж был бы очевиден. Принцип «валютной змеи», или тоннеля, провалился как самостоятельный проект в 1973 и привел к существованию де-факто дойчмарковой зоны, которую впоследствии и заменила европейская монетарная система в 1979.
F: Вообще единая валюта — это благо или зло для Казахстана?
— Я считаю, что страны с такими недиверсифицированными экономиками, как в РФ и РК, однозначно не готовы к введению единой валюты, даже если это было бы желаемо. Совершенно другой вопрос, разумеется, — желаемо ли это? Некоторые экономисты сейчас говорят: да, мы потеряем контроль над монетарной политикой, но не более того — в плане суверенитета. Многие европейские экономисты так же думали и в 1998.
Однако мы потеряем далеко не только контроль над денежно-кредитной политикой — модель госрасходов поменяется фундаментально. Государство, не имеющее возможности самостоятельной эмиссии валюты, в которой оно собирает налоги, будет вынуждено финансироваться на кредитных рынках по рыночным ставкам, реально конкурируя с бизнесом и с другими участниками союза. Это может оказаться очень невесёлым занятием в случае кризиса или экстренной ситуации.
Хорошим примером служит современная Греция, которая за последние 7 лет испытала существенное сокращение реального ВВП, так как правительство не имело возможности поддерживать частный сектор через увеличение госрасходов за счёт дефицита бюджета — не имея собственной валюты и приемлемо дешевого доступа к рынкам капитала.
F: Какие риски есть для Казахстана в случае реализации идеи валютного союза?
— Казахстан испытает резкое ограничение возможностей контрцикличной фискальной политики. Для сохранения уровня жизни и доходов государство с суверенной валютой может в кризисной ситуации компенсировать недостаток агрегированного спроса со стороны частного сектора путем увеличения собственных расходов. Однако, что если государству нужно финансировать свои расходы через выпуск облигаций в валюте, эмиссию которой оно не контролирует? Какое-то время нас может спасать Нацфонд, а дальше?
F: Могут ли санкции в отношении России после введения единой валюты перекинуться на Казахстан?
— Сами санкции — вряд ли, но экономический эффект от санкций против соседа — да, через высокую возможность ослабления региональной валюты в случае очередной агрессии России и ответных санкций Запада. Ведь понятно, что российская экономика будет доминировать во влиянии на динамику региональной валюты. Соответственно, если в связи с какими-то действиями РФ единая валюта будет обесцениваться, то и казахстанцы ощутят на себе снижение покупательной способности относительно импортных товаров и заграничного туризма.
F: Может ли Казахстан противостоять созданию валютного союза? Если да, то как? И будет ли он это делать?
— Разумеется, может, просто это (отказ от единой валюты) не нужно позиционировать как политическое расхождение с Россией, а лишь как необходимый уровень экономического суверенитета стран-участниц, который выгоден всем.
F: Насколько логично введение единой валюты в сегодняшних условиях?
— Абсолютно бессмысленно. Никаких разумных причин для Казахстана, России, Белоруссии и других потенциальных участников ЕАЭС сегодня отдавать такую большую часть суверенитета в пользу регионального объединения я не вижу. Если только мы не планируем снова стать одной страной.